Статьи

Историко-мировоззренческая былина.

Автор статьи: Крючков А. Е., звонарь храма Николая Чудотворца на Болвановке в Москве,
музыкант, артист Большого театра России

 «Велика Россия, а отступать некуда!» - в духовном смысле этот горький клич, наверное, бросало не одно поколение русских, да и не только русских – всех людей, собравшихся под именем, под знамёнами, под короной, и, конечно же, под крестом нашей страдалицы России. Осознание беды, последнего рубежа, защиты своего наследия укрепляло и сплачивало, вдохновляло и убеждало, дышало и чувствовало единовременно, единоперстно и единооко. Именно крест российский – крест непониманий и злобы, войн и лишений, страданий и горя, именно этот крест промысла Божьего отделил зёрна от плевел, вынес, выстрадал, выковал тот особый русский характер, который стал синонимом нравственного подвига и духовного осмысления всего героического стояния за Мир Божий. Этот Мир включил в себя великое множество земель и народов в их различии и похожести, но стоящих за нравственную основу, нравственные ценности и нравственные подвиги Сынов Божьих вверивших Господу душу свою ещё на заре исторических времён и образования Церкви. Она стала символом преодоления искушений, образом духовной войны и нравственного подвига человека - Сына Божьего как Образа Божьего, образа воли, верности и несгибаемости, как образа духовного воина и причастника Веры.

 История государства Российского периода Ивана III - это судьбоносный период, определивший на многие годы вперёд и судьбы народов, и их совместное проживание, и опыт создания единого православного царства в составе Руси. Углубление в эту историю позволяет не только понять дух и природу событий оказавших существенное влияние на становление русского характера, но и постичь логику дальнейшего его духовного и исторического преобразования. Господь определил русским землям стать преемником благодати и святости, ещё в то время, когда на Киевские холмы взошёл апостол Андрей, водрузивший на них крест Господень. И в Х веке Русь выбирает этот крестный путь, путь благодатный и новый, начавшийся с преображения князя Владимира из мрачного язычника в духовного вождя. Началась новая Русь, новый народ и судьба. Возникла новая культура – благочестия, созидания и жизни. Однако в каждой душе должно было свершиться перерождение остатков язычества и духовного мрака. И Господь лечил свою землю, лечил нашествием иноплеменников, рабством, слезами, горем, но и не оставлял без духовного окормления. Целый сонм святых является русской земле в это время. По их святой молитве взращиваются духовные плоды будущих побед и свершений. Их духовными подвигами окормляется люд русский.

 Однако под игом нашествий и войн, земля остаётся не ухожена, заброшена и разделена. Поэтому всё разбросанное и истерзанное следовало собрать вместе, соединить, стянуть единой властной рукой. Необходимость подобной единой власти давно уже виделась решением назревших проблем и конфликтов.

 Середина ХV столетия застала русские земли и княжества в состоянии разделения и обособленности друг от друга. Рассеяние политической власти и силы было столь значительным, что существовали независимые центры, фактически самостоятельные государства-княжества, которые на одной и той же территории можно было исчислять десятками. Политические игры княжеских элит, их постоянные междоусобья, внешние войны, экономические и территориальные столкновения – всё это вело лишь к временному усилению или ослаблению ближайших соседей. Но самое главное - все эти интриги, подкупы, вероломства и убийства совершались не только братьями по вере, но и братьями по крови, родственниками в дикой, языческой жажде власти, богатства и личной значимости. Ощущение зависти, состояние вражды, всплески княжеских амбиций терзали не только знать и приближённых, но и весь православный люд, который страдал и мучился в надежде понять – с какой стороны придёт беда завтра, где искать защиты и где окормления.

 Поэтому итог того трудного периода был направлен на достижение главной цели – очищение духа и избрание Царства Небесного в царстве земном, образование которого стало возможно с рождением Московского государства с сильной централизованной властью.

 Собирание земель русских и создание сильного центра в лице Московского государства начинается с восшествия на великокняжеский престол Ивана III. В период его правления начинает возникать живая ткань единого русского государства. Такого государства еще не было, да и вряд ли кто-нибудь мог вообразить себе саму возможность его возникновения в столь короткий срок и в столь впечатляющих границах. Во всей русской истории нет события или процесса, сравнимого по своему значению с образованием на рубеже ХV-ХVI вв. Московского государства. Эти годы - стержневое время в судьбе русского народа. Оно заложило политические, экономические, мировоззренческие и религиозно-нравственные ориентиры, выразившиеся в недалёком будущем в особый сакральный символ – «Москва – Третий Рим», охраняющий размахом своих мощных орлиных крыл единство границ и незыблимость веры.

 Подобное расширение и усиление земли Русской не могло, конечно же, устраивать её врагов. Нарождающийся образ православной империи их страшил, расширение границ которой они не могли остановить, и тогда они решили поколебать незыблимость веры. Со времён святого равноапостольного великого князя Владимира Русь стремилась к заповедной чистоте этой веры. Русская земля долго оставалась в стороне от западных духовных смут, ограждаясь Православием – истинной Христовой. Но, по Воле Божией, перед становлением России как православной империи – «Третий Рим», наступило время иных испытаний людей российских, особенно их светских и духовных правителей на стойкость и твёрдость веры, решительность действий по сохранению и защите истинных православных устоев и ценностей.

 Тихо и незаметно, как змей, проникший в Рай для совращения прародителей, на русскую землю с Запада, из литовских пределов вползла страшная ересь талмудистов. Со времён отделения западной церкви от общего лона христианства в 1059 году, и создания на платформе западной цивилизации своей, гуманистической линии восприятия внешнего мира, человек стал сам в себе ценность, хозяин и творец. Поэтому, видимая западом любовь ко Христу, вера и жертвенность русского народа оставляла в их душе ощущения собственного духовного умаления и нищеты, косности и безблагодатности. Это чувство вызывало страх и неуверенность, злобу и воинственность как у Каина.

 Слабым звеном общерусского единства, через которое проник на нашу землю еретический яд, ещё оставался Новгород, известный своим мятежным вольнолюбием. В державной Москве он всегда видел угрозу своим амбициям, в пылу защиты которых мог пойти на любые соглашения с Западом. В 1470 году в Новгород, по соглашению с торговой аристократией города, прибыл литовский князь Михаил Олелькович для защиты его от Москвы. В его свите как раз и находился будущий идеолог ереси, учёный талмудист Схария. Он быстро нашёл невежд любопытствующих, тайных оппозиционеров, и духовный вирус стал быстро распространяться и в священстве и в новгородских верхах. А почва для этого была. Стало сказываться отсутствие знания Священного Писания и недостаток не только познания духовного, но и обычной грамотности. Схария, очевидно, сначала вовлекал любопытствующих в занятия астрологией и магией, дающих пьянящие ощущения быстрых и тайных знаний, увлекающих душу в водоворот растления и расшатывания веры. Затем уже, на этом фоне, провозглашал свою трактовку исповедания неоспоримой истины, которая заключалась в хуле на Иисуса Христа и на все основы православия.

 Совращение священства и новгородской знати позволило ему проникнуть в самое сердце русской власти – в царские покои и совратить в ересь ближайшее окружение Ивана III.

 После смерти первой жены Ивана III Марии, которая родила ему сына Ивана, великий князь женился вновь. Это был династический брак с племянницей Византийского императора Константина XI Софьей Палеолог. Брак русского самодержца с наследницей константинопольских императоров возвышал значение русского государства, имея знак державного преемства Руси от Византии. Софья родила Ивану пятерых сыновей, один из которых – Василий, стал ещё одним претендентом на престол. В 1483 году наследник престола княжич Иван женится на дочери молдавского князя Стефана Елене, и у них рождается сын Дмитрий – внук великого князя Ивана III. Он тоже будущий претендент на престол. А после того как восемью годами позже наследник Иван, будучи соправителем великого князя и подающий большие надежды, умирает не без помощи заморского лекаря, выписанного Софьей из Венеции, то над российским престолом нависает опасный и горький вопрос престолонаследия. На него оказывается два претендента – сын Елены Дмитрий, внук великого князя, и его же сын от второго брака с Софьей Палеолог - Василий. Этим не могли не воспользоваться еретики. Совратив Елену в ересь, они всячески поддерживали её группировку, стремясь возвести на престол внука Дмитрия и клеветали на Софью. Ситуация казалась безвыходной.

 Но Господь не оставил русскую землю на растерзание и поругание. В разгар местных смут на Новгородскую кафедру взошёл святитель Геннадий (Гонзов). Его зоркость и предвидение помогли раскрыть зловещую тайную секту. Однако важнейшим его деянием было призвание на битву с еретиками великого игумена Волоцкого преподобного Иосифа, который создал собственное изложение христианского вероучения на современном тому периоду языке, доступной пониманию каждого русского человека. Из посланий Волоцкого духовного война излился свет правды, открывший великому князю всю мерзость тогдашнего главы церкви ересиарха Зосимы, но тот был лишь сведён с престола «без шума». Церковь возглавил православный митрополит Симон, который смог примирить Ивана III с его оклеветанной супругой Софьей. Открывшиеся глаза князя в ужасе увидели вокруг себя весь ужас еретического гнезда. Невестка Елена, с внуком Дмитрием, были отправлены в темницу. Ряд приближённых бояр и знатных особ, «отличившихся» особым упорством в ереси – казнены. Змеиное гнездо было разгромлено. Собор русской православной церкви 1504 года окончательно разоблачил страшную ересь.

 Но всё было не так просто, и не всё было окончено. Ересь оставила глубокие тайные корни в обществе. Результатами проникновения их на нашу землю, остались следы на многих последующих событиях будущей российской истории, и история подтверждает это, ибо тайная крамола, бунты, восстания, мятежы и революции – это та «плодородная почва», на которой возрастали и усиливались эти духовные плевела.

 Иоанн III чувствовал необходимость личной встречи с Иосифом Волоцким. Совесть укоряла его. Он сожалел, что многого лично не сделал для искоренения этой страшной духовной заразы периода становления и укрепления нашего государства. Враг же чувствовал когда нанести удар – на стыке падения Второго Рима – Византии, в которую враг проник и растлил её, и периода становления Третьего Рима – России, в которую он попытался проникнуть, внедрившись в самое сердце – царскую семью. Однако Бог защитил свою землю трудами и молитвами великих духовных воинов – Геннадия Новгородского и Иосифа Волоцкого.

 Сложный духовный и политический фон становления русской государственности подвигал Великого князя много трудиться, создавая заново не только стены и плоть, но и символы, и дух единого царства. Много славных дел было в жизни князя и государя Иоанна III. Среди них – окончательное освобождение Руси от ордынского ига, и, конечно же, собирание и объединение русских земель в единое государство – Россию. Перемены в положении московского князя, превратившегося из правителя княжества в повелителя обширной державы, не могли не привести к переменам и в государственных символах. Наиболее заметным воплощением идеологии объединённой страны стал новый герб – двуглавый орёл.

 Наиболее традиционный взгляд на появление двуглавого орла в качестве государственного символа заключается в том, что он был заимствован из Византии, и что принесла его с собой племянница последнего византийского императора и жена Ивана III, Софья Палеолог. Тем не менее, двуглавый орёл не стал символом государства сразу после женитьбы Ивана. Он осознавался, входил постепенно в ум и чаяния государя по мере собирания земель русских и укрепления достоинства и величия страны русской. Возможно, двуглавый орёл появился на печати великого князя после начала дипломатических отношений с Габсбургами, эмблемой которых также был двуглавый орёл. Схожая эмблема стояла и на печати императора Священной Римской империи Фридриха III. Подобный поступок Ивана III был одним из способов, которым он утверждал своё равенство с Фридрихом III и вместе с тем давал понять, что принял византийское духовное наследие.

 Расширение и усиление российской земли способствовало ещё большему возвышению Москвы как столицы русского государства. Этот статус требовал серьёзного преобразования и нового строительства. При Иване III началась значительная реконструкция и перестройка кремлёвских укреплений. Старый Кремль уже не соответствовал уровню державных амбиций нового правителя, поэтому в страну приглашались известные итальянские архитекторы, которые славились своим искусством каменного строительства. В их числе известный архитектор, строитель и литейщик – Аристотель Фиораванти. Он, также, принял большое участие в деле основания московского пушечного двора, где отливали не только пушки, но и колокола, и откуда в дальнейшем вышло много известных мастеровитых русских литейщиков не только пушек, но особенно – колоколов. Литейное дело в Древней Руси было развито испокон веков. Но своих мастеров не хватало, особенно в XV веке, когда задачи объединения Руси и избавления от монгольского ига требовали проведения обширных военных операций.

 Основной же причиной приглашения столь знаменитого архитектора в Россию была реконструкция Успенского собора. Итальянец распорядился, прежде всего, забить в основании нового Успенского собора множество дубовых свай. На этом прочном основании начинается кладка фундамента. Фиораванти подходит к строительству собора с исторической и творческой позиции. Он не творит что-то чисто итальянское, а начинает изучать древнерусскую архитектуру, прежде всего в бывшей столице – во Владимире. Вот, наверное, почему при всех имперских и великодержавных амбициях государя Иоанна III на преемственность православия от Византии, главный собор страны не был похож на Святую Софию Константинополя, а повторяет формы и облик владимирского собора.

 Прежний московский собор, построенный ещё при Иване I Калите в 1325 – 1329 годах, был мал и успел обветшать. При нём были ещё две церкви: церковь митрополита Петра и церковь Иоанна Лествичника «иже под колоколы», имевшая древнюю поминальную традицию. Раскопки Кремля начала ХХ века дают основания считать эту церковь восьмигранной, примыкавшей к древнему Успенскому собору в качестве условной архитектурной колокольни. Создание Успенских церквей можно считать единым собранием и первым каменным строительством в Кремле ещё и потому, что в Троицкой летописи 1346 года освещается уникальное событие для тех времён - факт создания цельного звона из пяти колоколов, трёх больших и двух меньших, специально для храма Иоанна Лествичника. Событие особо знаменательное потому, что упомянуто количество колоколов, их размер и имя мастера – Борис Римлянин. Насколько крупными были вылитые к церкви колокола, сейчас сказать трудно, летопись не указывает, однако знаменательно то, что они разделены по весу как благовестники на праздничный, полиелейный, и повседневный. Меньшие два колокола видимо предназначались для подзвона. А если к ним добавляли и мелкие, из старых, для зазвона, то получалась определённая и стройная, свойственная только русскому способу применения колоколов, структура троичности звона: благовест, подзвон и зазвон. Помимо этого сам благовест делился по тройственному признаку. Не приходится долго размышлять, ибо по свойственной христианству символичности, это аналогия Бога Троицы в осознании Его каждой ипостаси, данной его спасительному ковчегу – церкви для вразумления живых, для помина усопших и для вечного соединения земли и неба.

 Отливка пяти колоколов на Москве определило трёхголосие и тройственность всего будущего развития русского звона. Но особое отношение к благовестникам уже тогда определилось как наиболее значимое. Из всего набора колоколов наибольшим уважением, вниманием и любовью пользовались именно большие колокола. Звук их гласа вызывал благоговение, вид – уважение и почитание, а значимость – соизмеримость с земным царством, соединяющая с Царством Небесным. Постепенно большие колокола стали предвозвещать в истории государства Российского и их правителей особую державную роль, ибо со статусом, значением и ролью государства во внешнеполитическом пространстве, меняются и предметы державного величия не только государства, но и самого первого лица страны – государя. Великий князь Иоанн III, с расширением границ российского царства и покорением строптивых соседей, не забывал и о возвышении собственной столицы – Москвы. В период его царствования были предприняты кардинальные меры и строительные усилия в плане возведения соборов и монастырей на территории московского Кремля, для придания ему статуса великодержавного центра православной империи. К этим мерам можно отнести полную перестройку и расширение в 70-х годах XV века главного древнего храма Кремля, построенного ещё при Иване I Калите – Успенского. Сооружение Благовещенского собора в 80-х годах. Закладку Архангельского собора, построенного уже в начале XVI века.

 Но главное чудо строительной техники и державного величия, ещё предстояло возвести. Когда у Ивана III созрело решение воздвигнуть в центре Кремля величественный церковный столп? Когда он уже в старости и по немощи совершал свои покаянные паломничества по монастырям, или раньше, когда он ознакомился с замыслами приглашённых итальянских архитекторов и с итальянской традицией возведения высоких городских кампанилл? Сказать трудно. Однако перед самой смертью Ивана, в 1505 году, итальянским архитектором Боном Фрязиным начинается возведение главной архитекрурно-сакральной доминанты и символа величия не только Кремля, не только всей Москвы, но и всего государства российского – столпообразной церкви-колокольни Иван Великий. Она, конечно же, была церковью, по существовавшим тогда понятиям и богослужебным канонам. Этот храм, во имя Иоанна Списателя Лествицы, располагался в нижней части столпа, однако был слишком мал, вследствие мощных, заложенных с большим запасом прочности, до пяти метров толщины, стен нижнего яруса столпа. Второй ярус звона имел стены в два раза тоньше, а навершие, с куполом и крестом – метровой толщины.

 Новый восьмигранный храм-колокольня во имя Иоанна Лествичника переносится Иваном III на новое место, в доминантный центр Кремля, между основными соборами – Успенским и Архангельским. Столп, вследствие своих архитектурных форм, имел большое количество колокольных проёмов, в которых должны были располагаться колокола. Но московское летописание отразило историю создания кремлёвских колоколов лишь один раз за последние полтора столетия – в 1346 году. Все остальные летописные упоминания о колоколах до начала XVI века, говорят именно о трофейных колоколах свозимых в центр столицы из покорённых Иваном III земель. Это говорит о том, что колокола на Руси, помимо своей богослужебной и возвещающей функции, руководствуясь ей как основной, давно уже приобрели иную ценность - ценность служебно-мировоззренческого плана, где они приобрели и утилитарно - политическую роль. Значимость колокола давно уже возросла до уровня ценного военного трофея как духовно-психологического стержня, изымаемого с целью смирения и покорения завоёванных державной властью земель и народов.

 Вероятно, в подобном отношении к колоколу в период правления Ивана III и лежат истоки назревшей необходимости создания своего, необычного, чисто русского символа государственной духовности и христианской державности, ибо Великому князю Иоанну III необходим был свой, особый большой колокол, как символ постоянной, сакрально - царственной доминанты, необходимой самодержцу. Именно в его период становления и формирования самодержавия на Руси складывается особое отношение власти и народа к большим благовестным колоколам, не только как к символу гласа церкви Христовой, небесной и земной, но и как к символу царства земного. В этот период значение большого благовестного колокола выходит за привычные границы чисто церковного сакрального служения. Необходимость в нём продиктована желанием русского царя расширить привычные атрибуты власти наличием особого символа русской государственности, где бы именно в его имя большой державный колокол выполнял бы и заздравную и погребальную роль. Помимо этого радение об особом, новом великом предмете царской власти, не свойственном иным европейским монархам, определяло бы и политический статус, и экономический потенциал, а значит - престиж столицы и величие государства российского.

 Первым большим великокняжеским колоколом, отлитым на Москве после 1346 года стал колокол «Лебедь» Ивана III. Он был отлит в 1503 году итальянцем Петром Фрязиным, и имел для своего времени огромные размеры и вес – около 400 пудов. Если это первое упоминание в летописях о весе колокола, значит, этот вес стал иметь политическое значение, как символ правления Ивана III. Колокол, безусловно, был и с посвятительной надписью во имя великого князя, раз мы знаем его название, которое могло выражать и личные отношения Ивана III к своему детищу.

 Происхождение названия царского колокола – «Лебедь» заставляет о многом задуматься и поразмыслить. А почему, собственно, «Лебедь», а не какая другая грозная птица или зверь, ведь царский колокол должен нести на себе не только богослужебные, но и земные доминантные функции? Недаром царский герб несёт на себе символ орла, как и гербы иных государств. Символы земного царства должны быть грозны и убедительны, ибо сила и независимость страны – один из принципов бытия на этой грешной земле, также как и иные произведения бронзового литья – пушки, которые назывались грозными званиями – «Лев», «Аспид». А лебедь – птица хрупкая, нежная и во многом беззащитная. Однако с колоколом не всё так просто. Пушки – символ силы земной, объект разрушения и смерти. В отличие от них колокол во многом собирательный образ. Он и сам, как показывает история, часто становился хрупок, нежен и беззащитен.

 Возможно, логика современного исследователя слишком информативна и излишне рациональна в силу многих нынешних причин, поэтому символам, обычаям и эмоциональному взгляду, соответствующему изучаемой эпохе, не всегда предаётся должное значение. С позиции исследователя дня сего многие мировоззренческие взгляды и образы мышления людей XV – XVI века кажутся своеобразными, не совсем логичными. А ведь образный, ассоциативный ряд средневекового человека отличался от современного, в силу многих причин. Однако же многие исследователи колоколов времён 19-го и 20-го века являлись сторонниками звукоподражательной теории возникновения колокольных прозвищ. Вероятно, во многом они правы, ибо колокол «Баран» - блеет, а «Медведь» - рычит, если захотеть это услышать. Известный исследователь древнерусской архитектуры и истории колоколов В.В.Кавельмахер, по отношению к «Лебедю», тоже сторонник данной теории - «По-видимому, колокол, удостоившийся подобного прозвища, имел резкий надтреснутый звук, напоминавший лебединый крик, иначе говоря, это оценочное прозвище, навязанное человеческому уху самой природой». Возможно, это может быть верно, для средних и не больших колоколов, в силу их природных акустических свойств, но не совсем однозначно с точки зрения музыкального тембра больших благовестников, богатство и низкое звучание которых, по той же теории, могло бы внушить более грозное прозвище. Однако повторяемость «звериных» прозвищ на разных колоколах и у разных мастеров внушают сомнения известному исследователю и дают повод к более углублённому взгляду и к возникновению иных теорий и ассоциаций.

 Колокол 1503 года – царский колокол, и назвать его «Лебедем» мог только великий князь Иван III. Что побудило его к этому, какие чувства он испытывал, создавая этого первого московского басовитого великана, призванного возвещать о славных державных свершениях и возносить мольбу о прощении грехов царственного печальника своей совести? Покой, смирение, раскаяние, или может быть уверенность и гордость за свои свершения? Так или иначе, но в этом итоге жизни название «Лебедь» являло собой определённый чувственный символ и собирательный образ. Вряд ли в облике лебедя для своего, несомненно, долгожданного и величественного символа духовной и светской власти, князя привлёк звук не совсем благозвучного и музыкального голоса этой птицы - не соловей уж точно. Но, наверное, это больше зрительный образ. Что вообще мог олицетворять собой образ птицы лебедь? В этом нарождающемся новом царстве земном, колокол мог казаться летящим вестником в Царство Небесное, чистым символом веры и покаянной молитвы. А из средневековой народной этимологии этот образ дошёл до нас как символ светлой надежды, красоты, верности и достоинства в решимости защищать своё гнездо, свою землю, а, значит – вечности. Поэтому во многих народных сказаниях образ возлюбленной, жены и матери сравнивался с белым лебедем, с лебёдушкой, наделённой особыми божественными качествами, спасающий из самых сложных жизненных ситуаций. Это ли не христианский образ женщины как подруги, возлюбленной, жены, матери - как церкви, призванной хранить и наставлять своих любимых чад? «Лебедь белая, лебедь чистая…». И А.С.Пушкин очень тонко создал сказочный персонаж не от мира сего – Царевна-лебедь. Она тоже своей сутью присутствует между небом и землёй и мудро указывает путь.

 Колокол Ивана III тоже указывает путь и не только своим современникам, но и потомкам. Божий промысел, освятивший душу великого князя, подвиг его на огромный, титанический труд оборонять свою землю и на востоке и на западе, собрать воедино многочисленные разрозненные княжества, прекратить постоянную междоусобицу и подчинить всех людей единой цели созидания и преумножения земли русской. Поэтому то, полёт двуглавого орла над гнездом последователей Божиих, окончился его твёрдым единением с русской короной, с которой он зорко смотрит и на восток и на запад в намерении оборонять русский трон и от военных набегов, и от ядовитых поползновений духовной лжи. Эта ложь, потерпев поражение в духовной брани, расползлась по дальним и глубоким норам, каждый раз впуская свой тлетворный дух в нестойкие души любопытных, «просвещённых и образованных». Только от какого «образа» несли они свои намерения и чем «просветились»? Тайное, скрытое, но не исчезающее сомнение в делах Божьего промысла, в Свете Христовой Истины, в Царствии Божьем Жизни Вечной проползло сквозь века, оставляя яд глумлений на всё больших душах ищущих бесподобности, элитарности, а на самом деле приведшее многие умы к крамоле, произволу и непротивленчеству. Как знать, был ли бы царственный потомок нынешнего великого князя – царь Иван IV «Грозный» столь грозен, как его объявила молва, если бы не знал или не предавал большого значения подобной крамоле?

 Колокол Ивана III указывал путь величия и державной власти всем его царственным потомкам и наследникам престола. Великий князь, собрав в своей обновлённой, величественной столице пленные колокола удельных, покорённых княжеств и сопредельных государств, поставил во главе них свой великий благовестник, с которым не мог сравниться ни один главный в своих землях пленник. Мало того, он задумал расположить их в проёмах монументальной колокольни-церкви - столпа Иван Великий, развёрнутая символика которого состояла в особом политическом статусе не только страны, не только столицы, не только самого Кремля, но и самой колокольни, как особой сакральной доминанты земли русской на многие годы. Понимал это и царь Михаил Фёдорович, запретив надолго возводить строения выше этого уникального памятника. Кроме того Иван Великий стал символом военных и политических трофеев, свозимых на Соборную площадь Кремля в течение почти двух столетий. С чем его можно было сравнить? Только с триумфальной ростральной колонной, где вместо носов вражеских кораблей находились пленённые колокола, а в почётном западном проёме над входом в подколоколенную церковь во главе всего собрания располагался главный колокол страны, первым славящий великого князя. Однако, колокол «Лебедь» сам возвещал здравие русскому самодержцу, но и другим давал право голоса в ансамбле совместного благовеста. Насколько складным получался этот строй, зависело от первого голоса, заявлявшего тон и принцип российской политики на долгие годы. Колокол «Лебедь», быть может, назывался так ещё и потому, что знаменовал собой образ царя милостивого по отношению к завоёванным и покорённым народам и землям, как и к пленным колоколам, которые не уничтожались, а привлекались к совместному бытию. Храм-колокольня Иоанна Лествичника в собрании этих политических и военных трофеев являла собой символ иерархии царской власти, вертикаль которой прочно увенчивалась образом веры и церкви – крестом.

 Царственный колокол Ивана III, как новый властный атрибут, явил нашей земле особый, новый символ – единения племён и народов не только русских, но и иных, постепенно отдаваемых Богом под покровительство российской короне. В этом его особая миссия и начало державной колокольной династии – династии «Царь-колоколов». Из своего начального значения и символического подобия, эта династия разовьётся в этимологическое, бытийное прозвание, а затем и в официальный статус. Однако, название колокола «Лебедь», возможно, определило его судьбу, и судьбу его будущих царственных представителей как хрупкую и беззащитную, как и этой величавой птицы, не защитив, в том числе и от посягательств царственных потомков на лидерство в данном статусе.

 Но Россия здесь первой вознеслась в условные колокольные небеса, воздвигнув колокол на высочайший уровень качества звука, и степени его размеров, заложив дополнительный стимул единения церковной и светской власти. Поэтому то, вероятно, можно говорить об особом, чисто русском колокольном звуке и строении колокола – колокольном профиле. Развитие колокола как культурно-духовного, сакрально-мировоззренческого стержня общества на западе и в России развивалось разными путями. Россия XV, XVI и даже XVII веков не знала инструментальной светской музыки в той культурной самобытности, в которой она стала возникать в западном обществе после разделения христианства в XI веке. Понятия музыкального лада и формы, звуковысотности и строя постепенно привели там к развитию классического музыкального образования и культуры не только в теории, но, прежде всего, в развитии музыкальных инструментов и исполнительского искусства, где темперация – звуковысотность каждого конкретного звука, имела большое значение. Именно с этого периода музыкальный слух западной культуры стал ориентироваться на определённые аналоги инструментального звукоизвлечения. Это не могло, конечно же, не сказаться на звуке западного колокола, ибо он стал более конкретным в культурной, ладовой традиции – диатоничным, и более конкретным в звуковысотной – темперированным. В результате такого влияния, западное развитие колокола получило особое направление, получившее название – октавный колокол, где всё внутреннее созвучие определено строгими ладовыми рамками и ориентированно более на инструментальную, темперированную природу звукоизвлечения. Именно в западноевропейском обществе такой могучий инструмент как орган стал флагманом не только духовной, но и светской музыки. Приоритет и мощь звука органа в западных храмах, оказали несомненное влияние на развитие и звучание колоколов. В этой связи можно сказать, что карильон – продукт особых музыкально-ладовых технологий, родившийся под влиянием доминантных инструментальных традиций.

 Русские музыкальные колокольные традиции строились совсем на других ориентирах – на человеческом голосе. Если княжеский двор и знать частично и имели какие-либо понятия об инструментальной западной музыке, то лишь как о заморской экзотике, чуждой русской духовности, которая доставляет удовольствия чувствам и мешает благоговению. Культурные традиции русского народа, прежде всего, были связаны с хоровым пением как образом соборности и единства, пением фольклорным и богослужебным, где много людских голосов сливались в единый глас. Опора на человеческий голос дала истинную музыкальность русским колоколам, созвучную человеческому сердцу – богатство и обилие обертонов в их индивидуальности, неповторимости и единстве, способствовавшей духовной практике молитвы. Поэтому формообразование профиля русского колокола не проявляло ладовых предпочтений и тоновых сочетаний, а стремилось к богатому соборному созвучию всех регистров, независимо от количества тонов.

 Освещая круг экономических и политических значений царского колокола, необходимо отметить особую заботу и ревностность каждого государя в создании своего, большего, чем у предшественника колокола с заздравной и поминальной ролью. Возможно, этот процесс ускорил развитие колокололитейного дела в России, особенно больших благовестников, заказчиками которых часто была правящая династия. Они как локомотивы давали разгон всему колокольному прогрессу. За большими колоколами отливались поменьше и совсем маленькие. Москва, как центр этого прогресса, увеличивала количество колоколов в звонах. За ней тянулись и иные города, монастыри и дальние земли.

 Сын Ивана, великий князь Василий III, с успехом продолжил многие начинания своего отца. Именно в его правление окончательно формируется православная царственная идея правления – «Москва – третий Рим», выраженная старцем псковского Елеазарова монастыря Филофеем. Эта религиозная идея обязывала Русь, прежде всего, хранить веру и бороться с её врагами. Василий III уверенно продолжил политику своего отца по собиранию земель государства российского. В церковных отношениях Василий был более твёрд, чем его отец и безоговорочно поддерживал сторонников Иосифа Волоцкого, зная уже, чем грозят стране тайные вылазки сторонников талмудической ереси. Василий вообще-то опасался боярско-княжеской знати, среди которой сохранялись следы несомненной духовной оппозиции и крамолы.

 Постепенно начинают закладываться определённые будущие мировоззренческие принципы российских государей, как правителей всё более крепнувшей единой страны, где наследие преумножалось и содержалось твёрдой рукой. Так по отношению к принципам, символам и атрибутам власти проявлялась особая забота и ревностность, державное значение которых, в правление каждого нового государя, должно было быть превыше значений и атрибутов прежнего самодержца. Эта ревностность относилась в большой степени и к царскому колоколу. Подобные ментальные тенденции, сложившиеся, быть может, по крупицам в лихие прежние века монгольских набегов и княжеских междоусобиц, способствовали формированию особого широкого и многогранного русского характера, возраставшего от молчаливой терпимости до резкого максимализма в достижении жизненных целей. Так или иначе, но великий исторический прецедент в виде царственного колокола Ивана III, положил начало ревностному слежению и служению каждого последующего государя в созидании собственного великого благовестника, и сын Ивана – великий князь Василий III первый из правителей России определил эту тенденцию.

 Имел ли Василий III сыновнюю почтительность и уважение к делам и свершениям своего отца, сказать однозначно сложно, хотя он продолжил многие его начинания, ибо иначе поступить не мог, наследовав престол. Однако некоторые чувства и желания Василия могли ускользнуть от пера летописца. Отношения отца с сыном всегда имеют во многом личный характер. Этот сложный психологизм отношений часто ставит мироощущения сына в зависимость от воли и поступков отца. Любовь и желание быть похожим или зависть и ревность сына к отцу или его делам, всегда найдёт в душе укромный уголок, чтобы сохраниться надолго, и явить свой действенный результат на самых сокровенных и дорогих душе отца деяниях уже после его смерти. Одним из таких деяний Ивана III, несомненно, был колокол «Лебедь» со всей его явной и скрытой символикой. Эта символика проявлялась, может быть, ещё и в том, что Василий, творя дела земные, знал о колоколе своего отца, о его особом статусе и истинном предназначении, но решился на подобное свершение лишь в конце жизни. Лишь только в 1532 году Василий III отливает подобный колокол в пятьсот пудов. Создаётся впечатление, что это и есть новый царский колокол, тем более что он назван также – «Лебедь». Но не всё так просто, тем более что вес нового колокола почти идентичен первому. Однако в следующем, 1533 году, Николай Оберакер, известный немецкий литейщик и инженер того времени, отливает для князя поистине уникальный благовестник в 1000 пудов. Теперь понятно, что идея становления будущей традиции подхвачена Василием III и с успехом продолжена. Но новый царский колокол уже не может быть размещён на главной триумфальной колокольне Кремля. Её проёмы не предусмотрены для колоколов таких огромных размеров. Однако главным тонким моментом становится то, что новый 500-пудовый «Лебедь» устанавливается на месте старого, в западном проёме. Значит, старый был утрачен? Здесь стоит поразмыслить, а при каких обстоятельствах это могло свершиться? Мог он разбиться от чрезмерно сильных ударов, или мог сорваться с вала и упасть, или специально снят со своего места для замещения новым? Случайность это или умысел, но описание колокола как хрупкого и беззащитного творения, как птицы лебедя, именем которой он был назван, вспоминается и осознаётся как раз в этот момент. Колокола бились и переливались и раньше, и довольно часто, но восстанавливались как функционально необходимые голоса в звоне, для сохранения его цельности. Однако же подобные державные и именные колокола имеют совсем иной статус, иной образ, иную одухотворённость и многоголосное смысловое понимание, как и их богатый различными тонами и единый слышимый звук. Они как люди рождаются для свершений и умирают в трудах, на поле брани или путём предательств, тайных убиений или присвоений.

 Возникающее подозрение на то, что Василий мог уничтожить колокол своего отца и вместо него отлить свой, новый, кажется слишком вероломным. Скорее всего, он относился к этому благовестнику равнодушно, но с уважением, как к прообразу своего будущего великого творения в 1000 пудов. А почему равнодушно? Вероятно, колокол Ивана III был утрачен. А по скромному характеру посвятительной надписи нового благовестника можно предположить, что для Василия эта отливка носила копирующий, восстановительный характер, поэтому на ней информативно указывается только имя князя Василия Ивановича, его сына – будущего царя Ивана Васильевича и имя мастера – Николая Оберакера. А об имени родоначальника самой идеи таких колоколов, Иване III, даже не упоминается. А почему с уважением? Прежде всего, потому что имя восстановленного колокола князя Ивана такое же, как и было – «Лебедь». Не желая восстанавливать всю предысторию, князь Василий, всё-таки, восстанавливает колоколу прежнее имя, и это главное в его отношении к отцу. Лебедь опять расправляет свои светлые крылья, словно перелетая с одной царственной главы на другую, а затем и на третью.

 Этой третьей царственной главой стал вымоленный у Бога и рождённый уже в преклонном возрасте Василия III его сын Иван, будущий царь Иоанн IV «Грозный». Личность будущего царя многими исследователями определяется как неоднозначная и сложная. Он с малолетнего возраста стал правителем страны под опекунством нескольких бояр, что не могло не вылиться в борьбу за власть. Психологический климат и впечатления, полученные Иваном в малолетстве, естественно, не лучшим образом сказались на его душевном состоянии. К 1546 году, году совершеннолетия Ивана в нём самом и в его ближайшем духовном окружении вызревает и оформляется реальным содержанием идея венчания молодого князя на царство. Древняя Византия с её боговенчанными императорами всегда была образцом православной державности. Но к середине XV века она пала в результате малодушия и маловерия её правителей. Москва, в глазах многих народов, становилась не только центром силы, но и центром истиной веры. Поэтому в этот период, торжество самодержавия представлялось опорой и торжеством православия, что уже оформилось при Василии III в идею – «Москва – III Рим». Царский титул позволял занять существенно иную позицию в дипломатических сношениях с Западной Европой, ибо в установившейся традиции он стоял наравне с императорским титулом.

 Однако нельзя не отметить сильного негативного влияния на юного Ивана несоответствия его державных чаяний о власти и реальной внутриполитической борьбы в ней различных кланов, идейных течений и духовных смут. Не исключено, что все эти несчастья были результатом закулисных тайных игр влиятельного боярства ещё с малолетнего периода будущего царя. Стойкие в своём невежестве, дикие ордынские нравственные устои, личные обиды, тайные политтехнологии не изжитой еретической духовной заразы, которые, возможно, ещё больше пытались распространить своё влияние – вот с чем пришлось столкнуться не окрепшей душе молодого царя. В результате всего этого ко второй половине своего правления неспокойный, подозрительный и вспыльчивый характер Ивана становится всё более «грозным».

 Но его решительность служила ему и хорошую службу во внешней политике. К завершению его царствования Русское государство стало размером больше всей остальной Европы, и с образованием централизованного европейского государства вышла не евразийские просторы.

 Это внешнеполитическое величие России должно было быть подкреплено своими столичными символами и атрибутами власти, но с той разницей, что статус страны и её столицы, а, следовательно, и самого Царя Всея Руси Иоанна IV был уже несопоставимо выше, чем у его великокняжеских предков. Поэтому сразу, что делает Иван по восшествии на престол – золотит большую главу древнего Успенского собора, как основного собора и символа власти на Москве. Вскоре происходит поистине грандиозное событие. Юный государь льёт свой собственный благовестник в 2200 пудов в 1550 году, более чем вдвое превышающий вес колокола своего отца. А самое главное и удивительное, что церковное прозвание этого великана всё то же – «Лебедь». Понятно, что оба этих события связаны между собой и политически и духовно. В первом случае ради великого вселенского явления – обретения единой страной монарха, Царя Всея Руси. Во втором – ради укрепления веры и благочестия всенародного. Конечно же, подобный великий благовестник был вылит не только к заздравному служению, но и на вечный помин души его создателя и его рода, в связи с устройством в Архангельском соборе будущей усыпальницы царя.

 Кроме этих знаменательных событий, свершённых Иоанном IV в честь принятого им в 1547 году царского титула, в Москве происходит ещё ряд знаковых строек и реконструкций. В первую очередь Соборной площади Кремля со всеми её церквями и соборами и, конечно же, постройка жемчужины русской архитектуры, уникальной церкви Покрова на Рву за стенами Кремля в честь взятия Казани, знаменитого собора Василия Блаженного.

 Однако свой великий колокол Иван ставит не в центре, а у Архангельского собора, сбоку, у гроба, на деревянной колокольне. Он не спешит сразу проявить свои волевые державные амбиции, хотя огромные размеры этого нового чуда света и царский титул, отражённый в надписи на колоколе, дали право москвичам именовать его званием «Царь». Именно с этого колокола то, изначальное символическое подобие начинает оформляться в этимологическое бытийное звание и прозвище. Это звание ещё не официальное. Соборное священство называет его «Большим Успенским», ибо звание «Царь», по их мнению, может носить лишь монарх, а не богослужебный символ.

 В это время Иван Васильевич ещё юн и не грозен, и исполнен чаяния духовных благ, внутреннего благочестия и уважения к благовестным святыням своих предков. К этому осознанию подталкивает всё то же название державного колокола – «Лебедь», несмотря на грозную царскую символику. В почётном западном проёме Ивана Великого расположен колокол деда, восстановленный его отцом с тем же названием – «Лебедь» и установившим на центральном месте Соборной площади Кремля свой 1000 пудовый благовестник, с которым традиция этой установки уже получила своё уверенное основание. Юный Иван, видимо, не хочет её менять. Рано потеряв отца и не зная его личного душевного устроения и привязанностей, Иван, наверное, испытывает династическую связь в желании развить подобные державные начинания своих именитых родителей и продлить их «лебединую песню». Однако же в новом колоколе мы видим волю царя в желании превзойти величие предков и в символе, и в атрибутах власти, и в величии державных свершений.

 Так древний образ духовного окормления княжеской державной власти – лебедь, окрылив своею тонкой былинной символикой великого князя Ивана III, вдохновил его на создание колокола - державного символа московской власти, соединив церковь и трон, заложив великие основы московского колокольного развития и собственной русской колокольной традиции. С Ивана III, великого собирателя земель русских, началась воплощаться идея державных колоколов, и все последующие государи подхватили её, настолько стройной, естественной и востребованной она оказалось. Ревностность государей в первенстве на этом поприще воздвигла не только державную, но и колокольную империю, удивившую весь мир не только величием своих благовестников, но и талантом наших колокольных мастеров.

 Три великих «Лебедя» вылетело из гнезда крепнущей российской монархии, осенив светлым крылом уверенное радение царей русских о замыслах, воплощениях и возвышении великих царственных благовестников, которые одним своим видом олицетворяли всю нашу российскую державу. Звуком же своим, уподобляясь Гласу Божьему, они всей своей историей соединяли землю и небо, являя величественный и святой символ церкви земной и церкви Небесной, царства земного и царства Небесного. Но не одни они вознеслись в благовествующее небо. Будут и другие «Лебеди». Все колокола – лебеди. И, проходя мимо храма как мимо живого гнезда, мы и сегодня невольно поднимаем взгляд к небесам, где там, ровной и стройной линией, под куполами опять парят птицы небесные, начиная новую историю всё тем же призывом...